Юлия Добровольская - Голос ангела [cборник]

Она начала с медицины. Потом перешла на психологию. Это, кстати, ее конек. И тема диссертации: «Психология подростков…» — а дальше трехкилометровое описание какой–то запутанной, но весьма распространенной в среде тинейджеров ситуации.

Потом рассказала о Камасутре, о тантрическом сексе и каких–то других его видах.

А потом о себе.

Они с Раджем уделяют данной «части жизни» не последнее место и занимаются этим почти каждый день — а то и не раз. Даже в критические дни. Это заменяет им дополнительные источники энергии, в частности — мясо, и дополнительные источники удовольствия — алкоголь, например. Хотя они и пробовали из любопытства совместить интимный контакт с алкоголем и даже с наркотиками, но им не понравилось — самые чистые ощущения от секса только на чистую голову, сказала дочь.

Интимный контакт прибавляет ясности разуму и стимулирует трудоспособность. И вообще — придает жизни позитив.

— А что, в вашей жизни не хватает позитива? — спросила я.

— Если бы я не знала, что ты смотришь телевизор и читаешь прессу, я бы не удивилась твоему вопросу. А если бы ты интересовалась духовным устройством мира…

— Постой, а искусство — это разве не духовное?..

— Это человеческая духовность. Если можно так выразиться. А есть еще Божественная духовность. Если бы ты знала Бога… не так, как большинство сейчас его знает… точнее, думает, что знает… Так вот, если бы я знала, что ты знаешь Бога, я не говорила бы тебе о негативе, позитиве… Ни того ни другого нет. Все относительно… Но это другая тема.

— Говори… — выдохнула я. — Ты никуда не спешишь? — Я опомнилась, ведь моя дочь — занятой человек.

— Если ты не устала… — Она посмотрела на меня удивленно и тепло одновременно.

Она говорила о Боге, о человеке, о Земле, о Вселенной…

Не скажу, что я все понимала или что ничего не понимала. Это было похоже на воспоминание давным–давно забытого. Или… на прорастание интуитивных догадок. Так бывает, когда услышишь или прочитаешь фразу, и кажется, что ты всегда это знал, только так точно сформулировать не мог, не мог увязать все воедино. И еще было ощущение, что я вошла в приоткрытую дверь, мимо которой доселе ходила, не удосужившись заглянуть внутрь, где, оказывается, так много всего интересного, и у меня появилась теперь возможность все это познавать.

Мы стали ближе после того разговора. Исчезла грань, разделявшая нас на два лагеря — детей и родителей.

И вот последние месяцы я только и делаю, что переоцениваю прожитую жизнь и пересматриваю устоявшиеся понятия.

Мы подошли к нашему корпусу.

— Вы хотите спать? — спросил Сурен.

— Кажется, нет. Я — поздняя птица.

— Я тоже… Впрочем, я по обстоятельствам могу быть и совой, и жаворонком. Побродим немного?.. Или посидим?

— Пожалуй, — сказала я.

И мы — опять не сговариваясь — пошли к морю.

Пляж был почти пуст. Вдалеке расположилась тихая компания, то ли три, то ли четыре человека.

Мы сели у самой воды на теплый песок. Было светло от луны и звезд. Едва шуршало, засыпая, море.

И тут снова началось… Меня охватило смятение, хотелось вскочить и убежать. Но любопытство не отступало: а что дальше?

И я, как говорила дочь, сделала свой выбор. Я отдалась интуиции, которая подсказывала: впереди, за поворотом, может открыться новая ситуация, в ней могут проявиться новые возможности познания себя, а стало быть — мира, в котором я живу…

Постепенно мысли, чувства, неведомые импульсы вернулись в состояние равновесия. Тихо мерцали звезды и перешептывались волны.

Сурен взял мою руку в ладони. Я подумала, что, если бы это было кино, он должен был бы поцеловать меня через какое–то время.

Но ничего не происходило. И это ничего, как ни странно, не обременяло. Возможно, поэтому с моих губ слетели слова, которых я не собиралась говорить:

— А что, если сейчас какой–нибудь мужчина вот так же держит за руку вашу жену?

— Если вот так же, с теми же чувствами, что я держу вашу… Я порадовался бы за нее. Только это не моя жена.

— Как? — Я повернулась к нему.

— Это моя сестра. — Он тоже посмотрел на меня.

Вероятно, в моем молчании сквозило сомнение.

— Это моя родная сестра.

— А где же ваша жена? — Это был не совсем уместный и совсем некорректный вопрос. Я что, от Ленки, что ли, заразилась такой прямотой?

— У меня нет жены… То есть мы в разводе.

— А у меня есть муж. И мы не в разводе. — Это тоже была дань стереотипам, которые пока еще довлели над моим сознанием. Или просто неопытность в отношениях с мужчинами?

— Я знаю. — Он улыбнулся.

— И что, несмотря на это, вы собираетесь меня соблазнить? — Я понимала всю неуклюжесть игры, которую повела, совершенно не владея жанром.

— Да, — сказал он просто.

Я обалдела от такой прямоты.

Он оставил мою руку и повернулся ко мне всем корпусом.

— Я собираюсь вас соблазнить, — повторил он.

— Зачем?.. Почему меня?..

Господи! Да что это со мной? Я осознавала глупость, ненужность, да просто непозволительность всего произносимого мной уже в момент, когда оно слетало с губ.

— Я потом вам все расскажу.

— Когда — потом? — Я растерялась окончательно.

— Когда–нибудь потом. — Он все так же спокойно улыбался, глядя на меня.

— Вы полагаете, у нас с вами есть потом?

— Конечно. Потом есть у всех и всегда.

Я понемногу брала себя в руки.

— Но потом бывает не только совместным, но и раздельным.

— Ничего не бывает раздельным после того, как было совместным.

Я словно слышала эхо наших с дочерью бесед.

Лицо Сурена было так близко, что я ощущала его дыхание. На мгновение мне представилось, что я стою на краю бездны. И дух захватило. На мгновение.

Он протянул руку и коснулся тыльной стороной пальцев моей щеки, потом шеи, плеча.

— Вы казанова? — спросила я, стараясь казаться спокойной.

— Нет. Я одинокий, не очень смелый и не очень уверенный в себе мужчина.

— Приехавший на курорт скоротать одиночество?

— Нет. — Он был все так же спокоен. — На курорт я привез свою сестру. Она очень больна. Она захотела побыть на море.

— Простите… — Я едва не расплакалась от стыда. — Простите, ради бога…

— Прощаю. Успокойтесь… не надо…

— Все равно это глупо… некрасиво… бестактно… Я обычно не позволяю… я не умею… это от волнения… глупости эти…

Я поднялась. Он тоже. Мы молча пошли к спальным корпусам и несколько натянуто простились на пороге моей комнаты.

Завтрак я проспала и отправилась в городской сад выпить кофе. Я очень хотела увидеть Сурена. Я даже заволновалась, подходя к ярким зонтикам.

Он сидел лицом ко мне, точнее, в ту сторону, откуда должна была появиться я. Я была уверена — он ждал меня.

Он поднялся навстречу. Мы оба не могли скрыть ни радости, ни смущения.

Нет, он не казанова. А я… я — просто несовершеннолетняя барышня. Это все Ленка! Раньше я четко знала — в какой ситуации как себя вести, что говорить, а что нет…

Этот день повторил вчерашний — мы выпили кофе и отправились в лагуну, потом поужинали шашлыками. Только, в отличие от вчерашнего, мы говорили без умолку.

Мы узнали друг о друге… пожалуй, все. Я ловила себя на мысли, что так бывает в детстве…

Не у всех бывает — поправила бы меня тут же моя дочь.

Так вот, у меня в детстве было так: если кто–то вызывал во мне интерес, я готова была доверить ему все — даже самое сокровенное. Интерес и доверие для меня были синонимами.

Но от такого подхода к отношениям меня отучил мой муж в самом начале нашего романа. Как–то в ответ на откровение о моей первой любви он резко сказал:

— Знать ничего не хочу, и тебе советую забыть эту детскую чепуху.

Еще он сказал, что свой внутренний мир лучше всего держать запертым от посторонних глаз и ушей.

— Но ведь мы собираемся пожениться, — сказала я, — какие же мы теперь посторонние?

— Да, мы теперь не посторонние, но у каждого из нас должно оставаться право на неприкосновенность внутреннего мира, — сказал он. — У нас будет достаточно общих дел, которые мы и будем обсуждать вместе, а всякие там глубины души пусть так и остаются в глубинах.

Да, меня и моя мама тому же учила… Неужели именно поэтому и мы с моей дочерью не были прежде близки?.. Надо будет у нее спросить, что она думает об этом как дочь и как психолог.

Не знаю, что со мной случилось. Расслабляющее воздействие гармонии дикой, не подмятой под брюхо бульдозеров и скреперов, не замурованной в асфальт природы, принявшей нас за своих? А может быть, это все тот же разговор с Ленкой?.. Только я словно со всех тормозов соскочила. Я с интересом слушала Сурена и реагировала на его слова, забыв о «правилах приличного поведения». Я смеялась, удивлялась и огорчалась. Я сопереживала от всей души его рассказам и с азартом говорила о своем. Да, я словно вернулась в детство и стала открытой и наивной девочкой, для которой интерес и доверие — синонимы и душу которой еще не успели загнать в рамки взрослой жизни.